10 книг, где есть герои с психическими расстройствами: от XIX века до наших дней

Рассказываем, как в разных эпохах относились к людям с ментальными особенностями — и как это повлияло на их изображение в литературе.

XIX век

Все началось, когда психические особенности осознали как таковые, перестав считать их карой богов, родовым проклятием или юродивостью. Когда было сказано «это болезнь» и начались попытки лечения — нелепые, странные, жуткие. 

Конечно, на восприятие ментальных расстройств в классической европейской литературе повлияло создание Бетлемской лечебницы — она же Бедлам (королевская психиатрическая больница в Лондоне, работающая еще с XIV века. — Прим. ред.). Она была открыта для посещений, и основные чувства, которые испытывали посетители по их же воспоминаниям, — странная смесь жалости и смеха: смех безопасности, позволяющий потешаться над запертым в клетке опасным животным. Учитывая особенности размещения пациентов в легендарной лечебнице, разница с зоопарком была очень условной.

Когда же писатели в своих книгах помещали так называемых безумцев не в специально отведенные места, а среди остальных героев, они хоть немного стирали физическую границу между мирами «нормальных» и «ненормальных», снимали эту функцию смешного. Ведь люди с удовольствием ходили наблюдать восковые фигуры, изображавшие известных опасных преступников в музее мадам Тюссо, но вряд ли захотели бы встретить оригинал у себя дома.

«Джейн Эйр» Шарлотты Бронте

В «Джейн Эйр» страшный секрет возлюбленного главной героини, мистера Рочестера, а заодно и причина, по которой он не может на ней жениться, — Берта Мейсон, его жена, запертая на чердаке, персонаж зловещий и темный, подвергающий опасности окружающих. Берта сеет вокруг насилие и хаос: устраивает пожар, ранит брата, бросается с крыши. Этот образ «сумасшедшей на чердаке», позже ставший ключевым в работах феминистских исследовательниц викторианской литературы, отличает одна важная деталь — происхождение психических особенностей. В книге упоминается, что безумие передается в семье Мейсон по наследству, и мистера Рочестера коварно обманули, не сообщив ему об этом при заключении брака. У Берты Мейсон не оставалось шанса на жалость читателей: она обманщица, преступница и вообще мешает счастливому союзу двух любящих людей самим фактом своего существования.

«Люда Влассовская» Лидии Чарской

У писательницы Лидии Чарской, которая успела пожить и в XIX, и в XX веке, в повести «Люда Влассовская» есть эпизод, где главную героиню преследует «черная женщина» — а потом оказывается, что это Дина, несчастная сестра гимназической воспитательницы, страдающая от «тихого безумия». Именно эта нарочитая тихость и безобидность задают ракурс восприятия «ненормального» человека: страх меняется на жалость. В описании «черной женщины» вдруг появляется много подчеркнуто хрупкого и детского. Более того, мы узнаем ее предысторию: женщина стала такой после смерти мужа и дочери, то есть психическое расстройство здесь — следствие горя и потому само становится горем, а значит, его уже можно понять.

Если у хаотичного безумия Берты Мейсон нет уважительной причины, безумие Дины логично и потому не столь ужасающе. Эта стратегия оправдания, необходимости найти причину, чтобы быть другим, очень долго сохранялась и в отношении других уязвимых социальных групп — покажи виноватого в том, кто сделал тебя неудобным для нас, и, быть может, мы тебя пожалеем.

XX век 

В советскую эпоху быть несогласным с режимом, цель которого — всеобщее благополучие, мог, конечно же, только безумец. Поэтому в советской литературе ментальные заболевания, кажется, и должны были ассоциироваться только с наказанием — из-за карательной психиатрии и постановки диагноза как способа борьбы с неугодными. Сумасшедшие — это инакомыслящие, а инакомыслящие — бесспорно сумасшедшие, тут и разбираться не надо.

«Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

Канонический пример находим в «Мастере и Маргарите». Кстати, в более ранних редакциях романа мотиву ментального расстройства и навязанного безумия уделено еще больше места. Клиника Стравинского, куда попадает Мастер, — место ложного покоя, где за декорациями благопристойности скрывается слепое следование распоряжениям свыше. Легкой версией остракизма может быть осмеяние, и огромное количество анекдотов «про психов и дурку» — тому подтверждение. Массовая культура возводит границы сразу на всех уровнях, низводит «психов» до бессознательных существ, как во времена Бедлама, — тогда они тоже были забавны, пока находились под контролем врачей, а мысль о том, что они прорвутся на волю, внушала страх.

«Безумная Евдокия» Анатолия Алексина

Каждый поступок влияет на жизнь коллектива, и потому наказание можно получить и за чужое преступление. Излюбленная бытовая манипуляция «ты меня доведешь», воображаемый исход которой — смерть или тяжелая болезнь родителя — кошмар для любого ребенка. В повести Алексина «Безумная Евдокия» она реализована на уровне сюжета.

Эгоистичная девочка-подросток Оля ненадолго пропадает, быстро находится, а ее мама сначала просто сильно волнуется, а потом в буквальном смысле сходит с ума. Однако Евдокия, о которой речь в заголовке, не эта самая мать. «Безумная Евдокия» — прозвище Олиной учительницы, и ее безумие — всего лишь аналог странности, непонятной и отталкивающей для Оли. Это безумие как насмешка — мнимое, нестрашное — нужно здесь лишь для контраста с реальной психической травмой матери.

Ментальное расстройство, не названное за ненадобностью (главное здесь — акцент на причинно-следственной связи бездумного поступка дочери и последствий для матери), становится назиданием, своеобразным развернутым пересказом не изжитой еще до конца токсичной страшилки советского и постсоветского мира «а вот одна девочка не слушала маму, и тогда мама умерла/заболела». Как и в самой родительской присказке, проступок и наказание несопоставимы, и вместо требуемого вывода, что нужно бережно относиться к близким, этот воспитательный кейс порождает скорее невротическое чувство вины.

«Убить пересмешника» Харпер Ли

В советской культуре преступления и ментальные расстройства часто стоят рядом. Впрочем, такое же положение вещей можно встретить в классической мировой литературе: неудобные персонажи — возмутители спокойствия, причина страхов нормальных добропорядочных граждан. И потому мотив безумия так часто рассматривается в мировой литературе в контексте социальных потрясений. Тем интереснее, что в романе Харпер Ли «Убить пересмешника» именно человек с ментальными особенностями преступление предотвращает.

Затворник Артур, или Страшила Рэдли, сосед главной героини, окруженный легендами и домыслами, тоже поначалу пугает, как и сумасшедшие из классической литературы. И потому может показаться, что здесь все то же движение от непонимания, порождающего защиту (страх, смех, желание оградиться), к принятию, с целым спектром реакций от унизительной жалости до сочувствия. Но здесь важно, что Страшила Рэдли — не функция, нужная лишь чтобы оттенить главного героя или подчеркнуть центральный конфликт. Его не исчерпывает и не ограничивает ментальное расстройство, это самостоятельный, деятельный и безусловно положительный персонаж. Немаловажно, что главная героиня представляет себе жизнь с точки зрения Артура: эта особенность станет ключевой в более поздней литературе young adult.

Наше время

Когда категория текстов для юношества стала казаться устаревшей, на смену пришел young adult, основной массив которого составили переводные тексты — с проблемами, о которых говорили на Западе чаще и громче, нежели в России. Поэтому современная подростковая литература — буквально каталог таких проблем и вопросов. Разумеется, тема ментальных особенностей поднимается здесь особенно остро.

«Загадочное ночное убийство собаки» Марка Хэддона

Еще один пример, когда человек с ментальными особенностями предотвращает или раскрывает преступление, — «Загадочное ночное убийство собаки». Расследованием вынесенного в заглавие происшествия занимается мальчик с аутизмом — как бибисишный Шерлок Холмс с его «высокофункциональной социопатией» или другие персонажи массовой культуры, чьи ментальные особенности позволяют им отличаться от условно нормального человека не только в отрицательном, но и в положительном ключе. Часто это, кстати, влечет за собой самую разную общественную реакцию: от повышения интереса к собственному психическому здоровью до обвинения в надуманности реально поставленных диагнозов.

Но в «Ночном убийстве…» Марка Хэддона о романтизации расстройства речи не идет: автору важно не наделить героя сверхспособностями, которыми он будет обязан собственному диагнозу, а показать разницу в его мышлении и видении мира. Здесь нечего бояться и некого жалеть — нужно лишь понимать, что мир очень разный и видят его все по-разному, даже вне наличия или отсутствия диагностированных ментальных расстройств.

«Спаситель и сын» Мари-Од Мюрай

Пять сезонов-томов литературного сериала о клиническом психологе по имени Спаситель, его семье и разновозрастных пациентах дают разнообразную картину причин, по которым вообще люди обращаются к психологу. Это могут быть ментальные расстройства или психологические проблемы: СДВГ, суицидальное поведение, сложности в общении, гендерная дисфория, депрессия, заикание, заниженная самооценка. Здесь нет иерархии проблем, все пациенты, безусловно, важны для Спасителя, и все они получат необходимую помощь.

«Бездна Челленджера» Нила Шустермана

Ментальные расстройства долгое время ассоциировались со слабостью, и американский автор Нил Шустерман показывает, какое мужество необходимо, чтобы вести эту борьбу. Реальность 15-летнего Кейдена Босха расщеплена на несколько параллельных миров. В одном он едет с семьей в Вегас, в другом — путешествует на несуществующем борту корабля к глубочайшей бездне планеты, и в то же время лечится в клинике, где общается с другими пациентами и с некоторыми плотоядными чудовищами. Миры внутри головы и снаружи соревнуются, но решать проблемы придется одновременно во всех сразу, смело заглянув в затягивающие глубины — как их ни называй, бездна это или шизофрения.

«Тетрадь в клеточку» Микиты Франко

Обсессивно-компульсивное расстройство — всего лишь одна из проблем мальчика по имени Илья, на которого резко свалилось столько всего: суицид близкого, переезд, буллинг, да еще и осознание того, что человек, которого он привык звать мамой, — мужчина. Временами проблемный young adult выглядит как чек-лист всех болевых точек современного общества, и в повести Микиты Франко происходит именно так. И вместе с тем отсюда доносится главная мысль, общая для историй подобного рода, но неизменно важная: некто, отличающийся от условной нормы, сам по себе никогда не проблема. Проблемы начинаются тогда, когда идентичность превращается в ярлык, а чье-то «мне неприятно это видеть» становится призывом к травле.

«Дарий Великий не в порядке» Адиба Хоррама

Дарий, тезка того самого царя, разбирается с доставшимся наследством — иранскими корнями и хронической депрессией. Он едет в совершенно незнакомую страну к родственникам, и эта поездка становится поворотным моментом, когда привычные вещи вдруг оборачиваются неожиданной стороной. Депрессия оказывается среди прочего способом ощутить связь с отцом, а ментальное расстройство тут не разобщает, а становится ключом к эмпатии, объединяющим опытом.

Другие художественные книги, где встречаются похожие герои, а также хороший нон-фикшн о том, как помогать в таких случаях самим себе — смотрите на полке о людях с психическими расстройствами.